В каждом плавании мы неизменно встречали новое. В наблюдениях, стремлении разобраться в чем-то еще неизвестном для нас быстро пролетали дни. А вечерами мы часто отдыхали, примостившись на широких и плоских береговых камнях, еще хранивших дневное тепло.
Солнце уходило за выгнувшуюся горбом вершину мыса. Его лучи высвечивали золотом края облаков. От берега бухты вверх тянулись склоны сопок.
Редкими рощицами стояли на них невысокие дубы. Их плоские кроны напоминали зонтики. Ветерок приносил из распадка запах полыни, и он смешивался с запахом водорослей. Ближе к перевалу деревья теснились плотными шеренгами. Оттуда часто выходили олени. Их красновато-коричневые тела, освещенные солнцем, четко выделялись на зеленом склоне.
Некоторые из них подходили к береговым скалам и оттуда с настороженным любопытством поглядывали в нашу сторону. Иногда мы любовались особенно красивыми закатами. Солнце скатывалось за горизонт, облака нежно розовели, потом постепенно краснели и вскоре уже полыхали багряным цветом. Заря поднималась и, словно разгораясь, охватывала половину небесного свода.
Веером расходились светлые красные полосы, достигая зенита, где окрашивали тонкие облака, превращая их в перья жар-птицы. От этого зрелища невозможно было отвести глаза. Но постепенно краски блекли. Облака у горизонта становились густо-синими, небо быстро чернело, и темнота опускалась на землю…
А на следующее утро мы опять плыли по нашей «дороге». Стоило приблизиться к зарослям водорослей у самого берега, как тотчас же из них появлялись пестрые головы рыб и красные, словно рубиновые, глаза следили за каждым нашим движением. Это были восьмилинейные терпуги, или ленки, как их еще иногда называют, самые распространенные рыбы вблизи берега.
Удивительно изменчива их окраска: среди зеленых трав тело ленков покрыто зелеными узорами, в зарослях морской капусты они коричневые, в водорослях-багрянках расцвечены красными пятнами. Бывают они и золотистыми, и алыми, как вечерняя заря.
Много ленков среди камней и вблизи подводных скал. Формой тела, повадками они очень напоминают черноморских губанов, но только менее пугливы.
Когда мы делали что-нибудь на дне, ленки собирались вокруг рук и что-то ловили в поднимавшихся облаках мути. Мне нравилось кормить ленков. Стоило разрезать морского ежа и протянуть им, как они тотчас же собирались у руки. Рыбы быстро расхватывали внутренности ежа. А потом кружились вокруг, изредка пощипывая меня за пальцы, на которых остались соблазнительные запахи.
Подобным образом я как-то долго кормил ленков в маленьком заливчике за одиночной скалой. Как только я заплывал в заливчик, тут же из водорослей выплывали рыбы и бросались мне навстречу. Я протягивал к ним руку, и они выстраивались вокруг нее полукольцом.
Их можно было погладить, пощекотать пальцами. Если я раскрывал ладонь, то наиболее смелые из них опускались на нее и, опираясь на широкие грудные плавники, ждали угощения. И я щедро кормил этих доверчивых рыб.
Часто ленки встречались в одном и том же месте, словно рыбы несли бессменную вахту. Да, собственно, так оно и было: стоило осторожно раздвинуть водоросли, как мы видели приклеенные у их основания красные бусинки икринок. Рыбы самоотверженно охраняли кладки.
А охотников до икры на дне много. Однажды мы наблюдали, как к икринкам подползала морская звезда.
Ленок пришел в возбуждение: крутился вокруг кладки, затем бросался к звезде, хватал ее то за один луч, то за другой, стараясь оторвать от водорослей. Звезда сопротивлялась, причудливо изгибая лучи. Атаки рыбы были все настойчивее. Наконец звезда была побеждена, и ленок плыл, держа ее ртом за один из лучей. Оттащив ее подальше от гнезда, он торопился назад.
Расправлял около икринок водоросли, ртом отбрасывал разный мусор. Когда я в это время фотографировал ленка, то тоже был врагом, вернее, им был мой фотобокс. Рыба подозрительно косилась на него красным глазом, затем подплывала и тыкалась носом в стекло, потом отплывала и вновь занимала свой пост.
Около больших каменных глыб изредка встречались мохоголовые собачки. У них длинное, иногда почти метровое змеевидное тело, голова покрыта многочисленными выростами кожи, широкий толстогубый рот. Вдоль всей спины проходит плавник с длинными отростками.
Все это придает рыбе причудливый и угрожающий вид. Чем-то они напоминали зловещих мурен южных морей. Но собачки, так же как и их черноморские сородичи, совершенно безобидны. Мы вызывали у них неудержимый интерес: порой без всякого страха эти крупные рыбы кружились перед самой маской, иногда осторожно покусывали за гидрокостюмы.
Это было совсем уж удивительно!
Видимо, собачек привлекали яркие детали нашей экипировки. Особенно соблазнительными для них казались узкие желтые полоски резины, которыми были проклеены швы гидрокостюмов. Наблюдать за собачками очень интересно.
Частенько мы брали их в руки, и только тогда собачки неторопливо выскальзывали и тихо уплывали прочь. Если их не тревожить, то они лежали неподвижно в какой-нибудь впадине, расщелине или медленно плавали среди водорослей. Со временем мы заметили, что собачки стали труппироваться парами, причем каждая пара расположилась на определенном участке дна.
Вот теперь, особенно под вечер, можно было наблюдать удивительные сцены: расправив плавники и как бы привстав на кончике хвоста, рыбы плавно кружились среди камней. Временами они то соприкасались телами, то останавливались одна против другой. В этот момент они широко разевали рты, покачивали телами и трясли плавниками, словно исполняли какой-то сложный обряд.
Это были брачные игры собачек. Они продолжались несколько дней. Потом рыбы отложили икру в узких расщелинах скал или в глубоких норах под камнями и корнями морских трав.
Собачки зорко охраняли свою кладку. Одна из них находилась в убежище, другая — возле него. Стоило теперь кому-нибудь из нас приблизиться к убежищу, как они принимали самую «страшную» позу, расправляя многочисленные выросты на голове и плавниках.
Все эти причудливые «украшения» служат собачкам также для маскировки: они похожи на небольшие водоросли и хорошо скрывают рыбу среди подводных зарослей.