Суровые воды

Суровые воды

Мы свернули с тропинки и по песчаному откосу, припорошенному снегом, спустились к искрящемуся ледяному полю залива. Он широким раструбом выходил в море, где виднелась зубчатая гряда далекого полуострова и снежные остроконечные пики его светились на фоне ярко-синего неба.

Надо было по льду пересечь залив и выйти к темно-серым скалам противоположного берега. За ними горбатились сопки. Их пологие склоны были покрыты снегом. На его белизне отдельными зелеными пятнами проступали заросли кедрового стланика, а выше, словно нарисованные черной тушью, силуэты лиственниц.

По льду идти было легко: свирепые зимние ветры сдули лишний снег, а оставшийся спрессовали в плотный наст. Мы шли, держа направление на темную громаду мыса. За ним была маленькая бухточка, сжатая каменными стенами.

У их подножия громоздились завалы из почти черных глыб. Около них мы сбросили рюкзаки. Ветерок проносился высоко над скалами, в бухточке же было затишье.

Лучи солнца, отражаясь ото льда, слепили глаза.

— Здесь наш Южный берег Крыма, — сказал Петр Иванович и стал раздеваться.

— Ну уж до Крыма далеко, ближе, пожалуй, до полюса, — засмеялся я.

— Сейчас сам убедишься! — Мой спутник бросил куртку и рубаху на плоский камень и блаженно вытянулся на них, подставив солнцу обнаженную широкую грудь и круглое добродушное лицо, обветренное за долгую зиму до медной красноты. Я присел рядом. Становилось все теплее.

— Снимай, снимай куртку! Не бойся, не простынешь! Отдохнем здесь, а потом уж пойдем дальше. Я нерешительно стал раздеваться. Но сомнения мои были напрасны: солнце пригревало вовсю.

— В это время я здесь загораю каждый год, — сказал мой спутник. — Пока не освободится море ото льда. Тогда пойдут сплошные туманы. А сейчас хорошо — совсем как на юге!

Все это меня удивляло. Я прилетел в эти края в начале мая, и в Магаданском аэропорту меня встретила снежная поземка. Морозный ветер продувал плащ насквозь. Пока добрались до аэровокзала, холодом свело руки. Пришлось извлекать из рюкзака теплую куртку и зимнюю шапку.

И вот спустя несколько дней я загорал у ледяного припая Охотского моря в заливе Шелихова.

Мы всматривались в сверкающие ледяные дали. В заливе кое-где из-подо льда выходили черные высокие скалы. Недалеко от нас лед начал потрескивать. Спустя некоторое время появились глубокие разломы. Края их светились зеленым светом.

Начинался отлив. Лед у берега оседал, вспучиваясь на больших подводных камнях. В сторону моря на поверхности припая образовался слабый уклон.

— Какая же здесь температура воды в самое теплое время? — спросил я своего спутника.

— Этот залив довольно мелководный — прогревается хорошо. Поэтому 10—12 градусов будет, а в спокойную погоду и выше. В конце июля — начале августа мы частенько купаемся в море.

То, что Петр Иванович купался летом, меня не удивляло — он в этих краях работал уже около двадцати лет, привык к здешнему климату, закалился. Но смогу ли я плавать в холодной воде, вдалеке от жилья? Если температура воды будет выше 10 градусов, то в гидрокостюме можно подолгу находиться в море.

Плохо, что нет рядом жилья, без него трудно согреться после плавания. Мы позагорали, отдохнули и отправились дальше вдоль берега.

Я старался идти около самой кромки ледяного припая. Глаза невольно обшаривали береговые камни. Они были чистыми — их основательно промыли штормовые волны и продули вьюги. Только кое-где застряли сухие водоросли.

Их слоевища были охвачены причудливыми комочками губок. Вот и первая интересная находка: в расщелине камня застрял белый скелет крупной морской звезды.

— Этого добра здесь много, — сказал мой спутник, равнодушно глянув на звезду.

— В отлив они лежат на камнях у самой поверхности воды.

— А еще что интересного встречается?

— Крабов много бывает. Вот таких! — Петр Иванович растопырил ладони, изобразив приличной величины кружок. — Мы собираем их в лужах между камнями или ловим на приманку. Встречаются морские «налимы», летом к берегу подходят стаи мойвы. Мы ловим их у берега сачками.

«Так же как корюшку в Японском море, — подумал я,— впрочем, мойва тоже относится к семейству корюшковых».

— Тюленей много, — продолжал мой спутник. — Здесь на кромке льда порой их бывает сотни и тысячи. Да и на берегу большие залежки…

— Это очень интересно! А под водой, на дне что еще есть?

— Красной рыбы много: горбуши, кеты, кижуча. Их стаи идут вдоль берега на нерест к той реке. — Петр Иванович указал на чернеющую вдали промоину устья реки.— Впрочем, разве с берега много увидишь? К тому же водоросли стоят стеной. Вот лед унесет из залива, тогда сам рассмотришь, что здесь под водой и кто на дне живет. Я продолжал расспрашивать Петра Ивановича о ближайших участках берега, где имеются обрывистые скалы, уходящие в глубину. По опыту я знал, что в таких местах наиболее прозрачная вода.

— Пожалуй, только у Светлого ручья будет такое место! Но и там глубина у самого мыса в отлив всего 2—3 метра, — немного подумав, ответил он. — Правда, около берега есть каменная гряда вроде рифа. Около нее поглубже, и есть каменные расщелины — мы в них иногда на крючок ловим рыбу.