Рубрика: На кромке океана

Мы направились к Светлому ручью. Чтобы сократить путь, пошли напрямик. Было удивительно и непривычно шагать по поверхности моря. Как-то не верилось, что под этим безжизненным ледяным полем находится особый мир. Совсем не такой, как здесь, наверху. Далеко выдающийся в море мыс приближался. За ним открылся широкий овал бухты.

— Вот он, Светлый ручей! — Мой проводник показал рукой на темнеющее узкое ущелье между скал. Суровая красота этого места невольно заставила остановиться.

Ручей протекал по длинной ложбине между сопок. С обеих сторон ее тянулись каменные осыпи, чуть припорошенные снегом. Застывшие потоки камней огибали отдельные причудливые скалы. Постепенно ложбина сужалась в ущелье. Оно рассекало пепельно-серую с каким-то голубоватым отливом стену обрыва. По ущелью с уступа на уступ падали белые каскады воды и исчезали среди нагромождения скал у подножия обрыва.

А затем вода вырывалась из-под них и бежала к морю по галечному руслу. Чуть дальше, недалеко от берега, из-подо льда выходили светло-коричневые с оранжевым оттенком зубья каменной гряды. Если бы не лиственницы по краю обрыва, то такую картину можно, наверно, увидеть и на Чукотке, и на арктических островах. Нависающие над морем скалы мыса отвесно уходили под лед.

— Неужели около них всего 2 метра глубины? — с сомнением спросил я.

— Сейчас около этого. В прилив же вода достигает вот того уровня. — Мой спутник указал на белые отметины во впадинах скалы, видневшиеся над нашими головами. Я прошел вдоль нагромождения льдин. Казалось, они должны здесь растереть в порошок все живое.

— Что ты! Подо льдом много разных выемок, углублений и расщелин — есть, где укрыться животным, — рассеял мои сомнения Петр Иванович. — Вот зря я не захватил сетку: сейчас ее можно было бы поставить через разлом под лед. Глядишь, мы и наловили бы крабов! Я всматривался в узкие разводья между льдинами, но в черноте воды ничего не было видно. Берег опять встретил нас теплом.

Мы сбросили куртки и стали собирать плавник для костра, чтобы вскипятить чай. Потом грелись под ласковыми лучами солнца до тех пор, пока из-за сопок не поднялась темная туча. Сразу стало холодно. В воздухе закружились снежинки. Мы начали собираться в обратный путь. Когда подошли к базе, уже валил густой, липкий снег.

Через несколько дней разразилась настоящая пурга, завалившая все кругом глубоким снегом. Гудел штормовой ветер. Петр Иванович высказал предположение, что он может взломать и вынести лед из залива в открытое море.

Но когда стихло и мы смогли подняться на перевал, то увидели по-прежнему сплошное ледяное поле. Только в начале июня вдали заголубела чистая поверхность моря. В заливе же припай еще цепко держался за берег.

Но солнце, весенние воды и морские волны делали свое дело, и ледяное поле около берега постепенно уменьшалось. Наконец по заливу плыли только отдельные небольшие льдины.

И вот мы опять отправились к Светлому ручью. Нам повезло: выдался один из редких в это время солнечных дней. Дорога вначале вела нас по склонам сопок. Мы шли через заросли кедрового стланика.

Его стелющиеся кусты, переплетаясь между собой корявыми сучьями, создавали порой труднопроходимые препятствия, и нам приходилось обходить наиболее густые заросли.

Потом появились рощицы даурской лиственницы. Их черные сучья уже покрылись мягкой, пушистой хвоей, и казалось, что лиственницы окутались нежно-зеленой дымкой. От них исходил тонкий аромат. «Что же он напоминает? — я приостановился. — Ну, конечно, такой же запах от кипарисов! И море синеет вдали точь-в-точь как Черное. И скалы как в Крыму. Только цвет их другой: больше темно-серый, почти черный».

По пути попадались обломки скал, расцвеченные оранжевыми и бордовыми узорами лишайников. На полянах, между лиственницами, пробивалась невысокая травка. Маленькими розовыми цветочками расцвел брусничник. На тонких стеблях склонились большие золотистые колокольчики рододендрона.

Вскоре мы вышли на каменную осыпь. Идти по ней было тяжело. Сразу стало жарко, и мы облегченно вздохнули, когда спустились на песчаную полосу берега. Отлив уже начался, и море обнажало широкую полосу дна. На песке виднелись небольшие холмики выбросов червей пескожилов, с выступающих кое-где камней свисали короткие бахромчатые ленты ламинарий.

Наши следы тотчас же заполняла вода, но песок был довольно плотным, и идти по нему было гораздо легче, чем по камням берега. И мы устремились по этой обсыхающей отмели к ближайшему мысу.

Около него начиналась сплошная россыпь крупной гальки. Ее пологий вал обрамлял бухту и упирался в следующий мыс. В этой бухте на дне виднелись округлые большие камни, между ними были песчаные участки. — Вот и первый непропуск! — кивнул Петр Иванович на мыс.

Море плескалось у отвесной оконечности мыса. «Действительно «непропуск», — подумал я, — ни по берегу обойти, ни по скалам перелезть!» Мы присели на камень. Вода медленно отступала от берега. Уровень моря снизился уже метра на два, но мы все еще не могли пройти за мыс.

Как только у подножия мыса из-под воды выступили камни, мы по ним перебрались в следующую бухту. Вскоре опять пришлось ждать у очередного непропуска. Но вот в море показались рыжеватые каменные зубья.

Около них еще толклись волны. Прошло немного времени, и из-под воды стал проступать весь массив в виде обширной каменной платформы. На ней, как на основании, находились отдельные каменные глыбы. Между ними были большие впадины, наполненные водой. Они походили на круглые ванны.

Впадины соединялись между собой ручейками сбегающей воды. Эта каменная платформа была настоящим дном моря: каждая лужа здесь, ручейки полны живых существ. Я шел по выступающим камням, но казалось, что плыл в море: во впадинах сплошным ковром колыхались водоросли, в расщелинах виднелись щетки темно-синих раковин мидий; на камнях белели конусовидные раковины брюхоногих моллюсков колизелл, напоминающих черноморских пателл.

Домиков усоногих раков становилось все больше и больше.

Когда волны сбегали, обнажая их обширные поселения, раздавались тихие, шелестящие звуки, словно камни шепотом переговаривались между собой. Это закрывались крышечки бесчисленного множества домиков.

Глубины во впадинах на платформе доходили до полуметра, и было видно, что вода в них остается в течение всего периода отлива. Стоящие рядом каменные глыбы надежно предохраняли их в свое время от льдин. И в этих впадинах-ваннах сложились свои мирки — сообщества животных и растений. По поверхности воды вытянулись ленты ламинарий, качались кустики фукусов.

Между ними поднимались пушистые красные водоросли. Впервые я увидел здесь необычные, темно-бордовые водоросли, чьи листовидные слоевища отсвечивали ярко-синим блеском.

В расщелинах и выемках, заполненных песком и мелкой галькой, распустили венчики зеленых щупалец одиночные актинии. Они были гораздо ярче и крупнее, чем в Японском море. По водорослям и камням ползали в спирально закрученных раковинах многочисленные брюхоногие моллюски.

Медленно передвигались по дну раки-отшельники Миддендорфа. Они были в раковинах моллюска натики. На водорослях качались красноватые, довольно крупные ставромедузы.

Из-под камня выполз и бойко побежал по водорослям волосатый краб тельмессус. Этот житель холодных вод населяет все дальневосточные моря вплоть до Берингова пролива. С нижней стороны камней прилепились многочисленные хитоны. В укромных местах притаились небольшие звезды синеватого и серо-зеленого цвета. А там, где ручейки обтекали камни, розовели колонии губок.

Ничего подобного я не видел на литорали Белого моря. Все было обильнее и многообразнее. Сразу улавливалась определенная особенность: здесь присутствовали черты фауны и флоры, характерные для прибрежной полосы как Белого, так и Японского моря. И вместе с тем просматривалось другое, присущее только этому морю.

— Вот он наконец-то попался! — Петр Иванович торжествующе поднял из воды большого краба. Его темно-вишневый панцирь и клешни были покрыты острыми шипами. Зубья клешней сияли карминным цветом.

Краб как-то безжизненно расставил в стороны ноги и даже не пытался сопротивляться. Кроме камчатского краба, я не видел раньше таких крупных крабов — вместе с ногами он в диаметре достигал 30 сантиметров.

Мне не трудно было определить его вид — это был колючий краб литодес. Он встречается и в северной части Японского моря. Но там эти животные живут на больших глубинах. Здесь же, видимо, они обычны и на литорали.

— А ведь это не настоящий краб, — сказал я.

— Как так не краб? Панцирь круглый, клешни есть. Что же еще надо? — Петр Иванович недоуменно глянул на меня.

— У настоящих крабов четыре пары ходильных ножек, пятая пара — клешни. Эти же имеют только три пары ходильных ножек, а задняя пара скрыта под панцирем и приспособлена для очистки жабр от грязи. И хвост у них не покрыт сплошь хитиновым покрытием, а есть только отдельные пластиночки. Они относятся к так называемым мягкохвостым ракам.

— Надо же какие тонкости! — засмеялся мой спутник Но для меня это не имеет особого значения — главное что они вкусные. Такие же, как и камчатские крабы.

— Кстати, они ближайшие родственники: оба относятся к одному семейству отряда десятиногих раков, — опять пояснил я.

Вскоре я и сам нашел литодеса. Он неподвижно сидел на дне под слоевищем морской капусты. Когда я протянул к нему руку, он даже не пошевелился, не раскрыл зубья своих довольно мощных клешней и не попытался занять оборонительной позы, подобно тому как это делают бойкие черноморские крабы.

Я спокойно взял его в руки. Такая его малоподвижность, вялость удивляла.

«Может быть, все дело в холодной воде? — подумал я. — Ведь температура ее была около нуля. Отдельные осколки льдин еще плавали в море. А при низкой температуре обычно замедлены все функции организма. Но все же не до такой степени, чтобы полностью исключить оборонительные рефлексы».

Опустив этого миролюбивого рака в воду, я водрузил его на прежнее место, где он снова застыл без движения. Сделал я это незаметно от товарища, опасаясь насмешек. А он с увлечением сновал около луж, раздвигая водоросли палкой и выискивая раков, словно грибы на лесных полянках.

Я решил на некоторое время отвлечь его от этого занятия, попросив показать, как ловят «налимов». Петр Иванович тут же извлек небольшую удочку с мотовильцем, отковырнул ножом моллюска и нацепил его мясо на крючок.

Стоило ему опустить приманку около большого камня, как из-под него тотчас же показалась остроносая рыбья голова. Я взял у товарища удочку и повел приманку по дну. За ней, извиваясь длинным телом, устремилась рыба. По строению и расположению плавников можно было предполагать, что она принадлежит к собачковидным.

Походила рыба на европейского маслюка, только была гораздо крупнее. «Налим» — это, конечно, местное название.

Обычно в день у нас было два заплыва в море — утром и после обеда, ближе к вечеру. Первым делом мы взяли на учет всех осьминогов. В бухте их было несколько десятков. Некоторых из них мы даже пометили.

Да и без пометок осьминоги хорошо различались между собой по размерам, характеру поведения. На теле многих животных были лишенные окраски белые пятна различной конфигурации — видимо, зажившие повреждения кожи. Это тоже помогало нам различать животных.

Каждый осьминог придерживался более или менее определенной территории, и мы заранее знали, где и какого из них встретим.

Иногда, улучив подходящий момент, я отрывал ото дна и поднимал к поверхности небольших осьминогов, чтобы показать своим товарищам и самому посмотреть на них вблизи.

У осьминогов довольно плотное, яйцевидное туловище, на голове восемь длинных щупалец. Как только осьминоги оказывались в руках, их щупальца начинали извиваться, стараясь за что-нибудь ухватиться.

Тела животных всегда в эти моменты окрашивались в интенсивный красный цвет. Особое внимание привлекали их глаза: казалось, они с испугом глядели на нас.

Стоило отпустить осьминогов, как они вытягивались, сложив вместе щупальца, и из их воронки вырывалось черное облако. Под его прикрытием осьминоги уплывали, стараясь быстрее достичь дна и там спрятаться среди камней.

По внешним признакам я определил, что в бухте встречались осьминоги только одного вида — скальные, или гигантские, осьминоги. Еще их называют осьминогами Дофлейна.

Это самые крупные из осьминогов в Мировом океане. Некоторые измеренные осьминоги имели длину тела 4,5—5 метров (длину тела осьминога принято считать от начала туловища до конца вытянутого самого длинного щупальца). Размеры туловища таких животных превышали 0,6 метра.

Масса их была свыше 50 килограммов. Есть сведения о поимке осьминогов массой 80—100 килограммов. Щупальца самых крупных осьминогов могут быть длиннее 3 метров. Толщина их у основания соизмерима с толщиной предплечья руки взрослого человека.

Диаметр присосок достигает 5—7 сантиметров. Кожа на туловище этих животных часто покрыта большими складками и бугорками. Над глазами — треугольные выросты кожи, похожие на уши.

Осьминоги принадлежат к классу головоногих моллюсков. Кроме них в этот класс входят каракатицы и кальмары.

Класс этот получил свое название после того, как было установлено, что руки-щупальца, расположенные на голове животных, — это видоизмененные ноги, с помощью которых передвигаются некоторые моллюски, как, например, брюхоногие. Основное отличие осьминогов от прочих головоногих — наличие у них восьми конечностей.

Осьминоги широко населяют Мировой океан. Особенно много видов встречается в субтропических и тропических областях. Живут они от зоны прибоя до глубин в несколько километров.

В настоящее время насчитывается около 200 видов этих животных. Все они не выносят опреснения воды и обитают только в морях с нормальной океанической или близкой к ней соленостью воды. Поэтому осьминогов нет в сильно опресненных морях, таких, как, например, Черное и Белое.

У берегов нашей страны осьминоги встречаются в морях Ледовитого и Тихого океанов. Но если в Арктике это несколько видов мелких осьминогов батиполипусов и бентоктопусов, то на Дальнем Востоке вблизи берега на малых глубинах от Чукотки до южных Курильских островов и Приморья можно встретить крупных осьминогов. Всего в этих водах обитает около десятка видов этих животных.

Если ознакомиться с анатомией и физиологией осьминога, то можно отметить целый ряд интереснейших особенностей. Туловище этого животного со всех сторон окружено кожно-мускульной складкой-мантией, которая срастается с туловищем на спинной стороне и отделяется от него с боков и на брюхе, образуя мантийную полость, похожую на обширный карман.

Мантийная полость сообщается с наружной средой полукруглым щелевидным отверстием между свободным краем мантии и туловищем. Под головой животного из мантийной полости выходит воронка. Она представляет собой коническую трубку, узким концом направленную наружу, а широким — внутрь мантийной полости.

Действием особых мышц воронка может подтягиваться назад и вверх и разворачиваться в стороны. Кольцевые мышцы в стенке воронки обеспечивают ее расширение и сжатие. Она напоминает поворотное сопло. А весь мантийно-вороночный аппарат является своеобразным реактивным двигателем животного.

Набирая воду в мантийную полость через щелевидное отверстие, осьминог затем прижимает край мантии к шее и, сокращая стенки мантии, с силой выбрасывает воду из воронки. Таким образом, получается реактивный толчок назад.

И животное плывет вперед задом, сложив вместе и вытянув щупальца. Тело его при этом принимает каплевидную, можно даже сказать, ракетообразную форму. Поворачивая сопло-воронку, осьминог регулирует направление своего движения.

Какого-либо скелета у осьминога нет. Раковина тоже отсутствует. Только под кожей спины находятся недоразвитые ее остатки в виде маленьких хрящевых палочек. Тело подразделяется на туловище и голову со щупальцами. Туловище имеет слегка яйцевидную форму. Голова не резко выражена: она плавно смыкается с туловищем.

Руки-щупальца, имеющие коническую, сильно вытянутую форму, отходят от центра головы. На их внутренней поверхности расположены в два ряда присоски, похожие на колпачки. С помощью присосок осьминоги могут прикрепляться к различным более или менее плотным поверхностям. В середине щупалец самые большие присоски. К основанию щупалец размер их уменьшается. На концах же щупалец находятся совсем маленькие присоски. Действие присосок таково: снаружи они имеют перепонку с отверстием, ведущим во внутреннюю полость.

Сначала к поверхности прилипает эта перепонка. Она обволакивает все неровности, создавая необходимую герметичность. Вследствие сокращения мускулов присоски ее внутренняя полость уменьшается. Когда края присоски плотно прилягут, мышцы расслабляются, внутри присоски образуется вакуум и окружающее давление прижимает ее к поверхности.

Щупальца соединены между собой тонкой перепонкой — так называемой умбреллой.

Окраска тела осьминога трудно поддается описанию. Он может менять ее мгновенно. В спокойном состоянии осьминог часто имеет неприметную окраску — иногда с синеватым оттенком или серо-бурую. При возбуждении животное становится красным или багровым. Или покрывается мозаикой цветных пятен.

Осьминог также может становиться светло-серым, почти белым или золотистым. Меняя окраску, он маскируется на дне, подлаживаясь под окружающий фон, или старается испугать своих врагов, вспыхивая ярким цветом.

В центре зонта, образованного щупальцами и натянутой между ними перепонкой, расположено ротовое отверстие животного. В нем находятся мощные роговые челюсти черного цвета, которые очень напоминают клюв попугая.

Этим клювом осьминог захватывает и разрывает пищу. В ротовой полости имеется мускулистый выступ, покрытый особым хитиновым покровом — радулой, имеющей множество острых зубчиков. С помощью этой терки осьминог пережевывает или, вернее, перетирает пищу.

Кроме того, радулой он может просверливать раковины моллюсков или доставать мясо из конечностей крабов.

Пища смачивается слюной. Имеется три слюнные железы: подъязычная, передняя и задняя. Особенно крупная задняя железа — это основной источник пищеварительных ферментов. Кроме того, она выделяет ядовитые вещества.

Слюна с ядовитым секретом выходит через особый мускулистый хоботок, который очень подвижен и может высовываться из ротового отверстия. Слюна выпрыскивается под некоторым давлением, поэтому небольших животных осьминог может поражать на некотором расстоянии.

Для человека яд крупных видов осьминогов не опасен. Но укус некоторых видов мелких осьминогов может вызвать довольно сильную боль, которая сохраняется иногда две-три недели. Очень ядовит маленький семикольчатый осьминог, встречающийся у берегов Австралии.

Особенно опасны самки, вынашивающие яйца.

Укус этого осьминога может привести к смерти человека — у него парализуется дыхательная система и наступает удушье. В мантийной полости осьминога симметрично расположена пара жабр. Каждый жаберный лепесток имеет множество складок, которые многократно увеличивают общую дыхательную площадь жабр.

Ритмичное сокращение мантии обеспечивает непрерывный ток воды, омывающей жабры. Частота дыхания у осьминога составляет 20—30 движений в минуту. По обе стороны жаберных лепестков проходят кровеносные сосуды.

Венозная кровь подаётся к жабрам двумя дополнительными сердцами, которые представляют собой толстостенные пузыри, лежащие у основания жабр. Обогащенная кислородом артериальная кровь поступает в основное сердце животного, а от него по артериям разносится по всему телу.

Кровь осьминога голубого цвета. Это объясняется тем, что веществом, связывающим кислород, у головоногих является пигмент гемоцианин, содержащий медь. Он и придает крови синеватый оттенок.

Осьминоги — раздельнополые животные. У самца созревшие сперматозоиды поступают в особый орган, в котором формируются сперматофоры, представляющие собой своеобразные сосуды. Они характерны вообще для всех головоногих моллюсков, и основная их функция — обеспечить передачу сперматозоидов от самца к самке.

У осьминогов сперматофоры похожи на узкую бутылочку или длинную трубку, закрытую с обоих концов.

Одни виды осьминогов имеют сперматофоры длиной 25—150 миллиметров. У гигантского же осьминога они могут превышать метр. Внешне самца легко отличить по так называемому гектокотилю — особым образом измененному окончанию одного из щупалец. Обычно это третья правая «рука».

Гектокотиль представляет собой «руку» с двумя пальцами, из которых один длиннее другого. Эта своеобразная рука служит для переноса сперматофоров.

Созревающие и зрелые яйца у самки накапливаются в полости тела и в момент нереста выходят по яйцеводам. Яйца имеют вытянутую, каплеобразную форму с ножкой-стебельком. Посредине яйцевода расположена специальная яйцеводная железа, которая выделяет липкий секрет. Из него образуется конец ножки-стебелька и подобие цемента, приклеивающего яйца в момент нереста к твердой поверхности.

Органы чувств у осьминога развиты весьма высоко. По бокам головы расположены глаза, которые напоминают глаза высших позвоночных животных. Они имеют роговицу, радужину, хрусталик, стекловидное тело и сильно развитую сетчатку. Зрачок прямоугольный, слегка изогнутый и вытянутый по горизонтали.

Глаза осьминога способны к аккомодации, то есть к установке зрения на разные дистанции. Только в отличие от высших позвоночных эта фокусировка обеспечивается не изменением кривизны хрусталика, а удалением или приближением его к сетчатке с помощью особых мышц. Такой механизм очень похож на движение объектива в фотоаппарате.

Сверху и снизу глаза осьминога имеют веки, которые могут полностью их прикрывать.

Особые мышцы поднимают и сближают глаза, таким образом, осьминог имеет бинокулярное зрение, так же как человек. Это позволяет ему весьма точно определять расстояние до объекта его внимания.

В теле осьминога имеется множество чувствительных клеток. Они рассеяны не только на наружных покровах, но и в мышцах, толще тканей присосок, в жабрах, кишке.

Это позволяет мозгу животного, лишенного жесткого скелета, получать информацию о позе тела, о положении его отдельных частей, работе мускулатуры.

Особенно много чувствительных клеток, как уже отмечалось, на поверхности присосок. Они выполняют функции органов вкуса и осязания. Вкусовые рецепторы расположены главным образом на их ободках.

Количество их огромно — несколько сот клеток на квадратном миллиметре. Вследствие этого осьминог хорошо различает вкус: чувствительность его к некоторым веществам в несколько раз выше, чем у человека.

Самое замечательное у осьминога — это его мозг. У более примитивных моллюсков центральная нервная система состоит из обособленных скоплений нервных клеток-нейронов, так называемых ганглиев, которые являются координирующими и управляющими центрами.

Ганглии у них расположены в разных частях тела — в голове, ноге, теле, и связаны они между собой длинными нервными тяжами. У более развитых групп моллюсков нервные узлы сближены. У головоногих же управляющие нервные центры расположены вместе.

По совершенству строения и физиологии мозга головоногие в процессе эволюции далеко обогнали всех беспозвоночных и приблизились к развитым позвоночным животным. Особенно большой по объему мозг у осьминога, и заключен он в хрящевой капсуле, выполняющей роль черепа…

Иногда осьминоги исчезали куда-то на несколько дней, особенно в периоды больших волнений моря, но потом вновь появлялись на своих участках. У большинства из них были убежища, которыми служили часто гроты и обширные расщелины в скалах. Нередко они выкапывали ниши и пещеры под большими камнями.

Некоторых осьминогов мы постоянно видели в своих убежищах, другие больше находились рядом с ними и, только когда их тревожили, стремились спрятаться внутри его. Забегая вперед, следует отметить, что убежища у осьминогов постоянные: сменялись поколения животных, а убежища оставались прежними.

Плавая в этой бухте на протяжении ряда лет, я проверял все убежища, обнаруженные в первый раз, и почти всегда они были заняты осьминогами.

Однажды был даже такой случай: подняв со дна небольшого осьминога, я решил затем выпустить его на участке, где мы вели постоянные наблюдения, чтобы потом проследить за его взаимоотношениями с другими осьминогами.

Высмотрев подходящее место, я посадил осьминога в очень удобную, как казалось, нишу под большим камнем, надеясь, что он останется здесь на постоянное жительство.

Каково же было мое удивление, когда на следующий день я обнаружил его на противоположной стороне камня. Я совершенно забыл, что именно на этой стороне в вырытой норе под камнем раньше жили осьминоги.

Но потом это убежище в сильный шторм было завалено гравием и небольшими камнями. И вот осьминог раскопал и расчистил старое убежище и теперь сидел там, поглядывая на меня из его глубины.

Солидная россыпь камней по сторонам убежища свидетельствовала о большой проделанной работе. Расчищенная нора не имела никаких видимых преимуществ перед той нишей, куда я вначале посадил осьминога. Да и вообще подобных мест кругом было сколько угодно, но он выбрал именно то, в котором раньше обитали его сородичи. Значит, отношение к убежищу у осьминогов особое.

Как правило, в этих постоянных убежищах мне каждый год встречались осьминоги примерно одинаковых размеров. Может быть, расселение этих животных подчинено определенным законам?

Ведь места их обитания более или менее постоянны, и каждый осьминог старается придерживаться выбранного участка дна. Но участки эти неодинаковы по удобству убежищ и возможностям охоты. И лучшие из них достаются более крупным и сильным животным. Меньшие же вытесняются на худшие места.

Происходит своеобразное распределение участков между осьминогами в соответствии с их физическими данными. Каждый год растущий осьминог переходит на лучший участок. И на нем он занимает то убежище, где до него обитал прежний хозяин.

Таким образом, определенному убежищу соответствуют осьминоги примерно постоянного размера. Свои участки и убежища осьминоги помнят хорошо.

Я специально отплывал с некоторыми из них на определенное расстояние и затем выпускал. Осьминоги без колебаний выбирали нужное направление и спешили к своему участку, а там заползали в убежище. Интересно было наблюдать, как иногда осьминоги возвращались обратно в свое убежище.

Сначала для проверки запускали внутрь пару щупалец. Затем вползали туда наполовину, так, что задняя часть туловища находилась снаружи, и начинали очищать жилище. Щупальца по краям туловища делали круговые движения, выбрасывая камни, обрывки водорослей, заползших морских звезд и ежей.

Устроившись внутри убежища, осьминог средними частями щупалец выталкивал наружу гравий и песок, а потом струей воды из воронки вымывал мелкий мусор и поднявшуюся муть. Наведя таким образом порядок, осьминог свертывал щупальца и замирал. Потревоженный же осьминог стремится побыстрее спрятаться в убежище, невзирая на то, чисто там или нет.

Редко можно было видеть рядом двух осьминогов. Обычно при появлении более крупного меньший тотчас же уплывал, даже если было совершено вторжение на его участок, или забивался в самую глубь своего убежища.

Иногда же возникали схватки. Так, однажды я наблюдал, как встретились два одинаковых по величине осьминога. Хозяин участка выполз из убежища, взгромоздился на большой камень и выпустил навстречу пришельцу два щупальца. Тот ответил тем же.

Животные переплелись щупальцами и замерли на несколько секунд. Затем осьминоги напряглись, щупальца натянулись.

Они словно старались перетянуть друг друга через камень. Несколько таких усилий — и пришлый осьминог высвободил свои щупальца и заспешил прочь. А победитель свернул щупальца и застыл на вершине камня, словно на пьедестале. Спустя некоторое время он повернулся и медленно пополз к убежищу.

Другая схватка выглядела несколько иначе. Один осьминог перемещался между двумя другими, которые сидели глубоко под камнями и не рисковали вылезать наружу. Ползая в очередной раз между ними, пришлый осьминог расположился у входа в убежище одного из них и стал смотреть внутрь его, словно вызывая на поединок.

Так продолжалось два дня. На третий день, когда я утром подплыл к этому месту, осьминоги уже переплелись щупальцами и лежали неподвижно. Лишь изредка по их телам волной пробегало легкое движение.

В этом положении они находились довольно долго, и я изрядно замерз, ожидая продолжения действий. Но вот животные вздрогнули, приподнялись, щупальца натянулись, и хозяин участка пополз из-под камня. Осьминоги оказались опять одинаковой величины.

Соперники столкнулись головами. Взметнулись вверх сомкнутые щупальца. На какие-то секунды, застыв вертикально, они расцепились и опали вниз. После этого осьминоги поползли в разные стороны один от другого.

Но хозяин, как и в первой схватке, остался на своем участке. Я видел еще ряд схваток — все они заканчивались без большого кровопролития. Побеждал тот осьминог, чьи щупальца оказывались сильнее.

В убежищах осьминоги чувствуют себя в безопасности. Потревоженные животные поднимают вверх и веером раскрывают щупальца, перекрывая ими вход. В таких случаях перед нами образовывался как бы букет из белых или розовых кружочков, похожих на ромашки.

Выгнать или вытащить осьминога в этот момент из убежища чрезвычайно трудно. Нам удавалось это только в том случае, когда убежище имело два выхода. В один из них мы просовывали какой-нибудь длинный предмет (чаще всего это была палка) и начинали им подталкивать и покалывать осьминога.

Завязывалась утомительная борьба: мы просовывали свое оружие в глубь убежища, а осьминог, упираясь, старался вытолкнуть его обратно. Иногда в результате наших усилий он выскакивал из другого выхода, вздымая и скручивая в возбуждении щупальца. Иной раз вход в убежище бывал в несколько раз уже поперечника тела животного.

И меня на первых порах просто изумляло, как из отверстия диаметром сантиметров двадцать — двадцать пять показывались толстые щупальца, а потом, словно выливаясь, вылезал и сам осьминог. Расправив перепонку и раздув туловище, он оказывался диаметром чуть ли не в метр.

Способность осьминогов изменять форму тела удивительна. Это объясняется отсутствием у них скелета. Если осьминог оказывается в безвыходном положении, то принимает, пожалуй, самый поразительный вид: припадает к каменной поверхности и как бы распластывается. Туловище его становится плоским, перепонка между щупальцами растягивается чуть ли не до самых их концов.

И животное, образно говоря, превращается в блин, увеличиваясь в диаметре в несколько раз. Вдобавок поверхность его тела вспыхивает интенсивным цветом красного оттенка или покрывается мозаикой ярких пятен. Все это призвано отпугивать его врагов. И потом это живое покрывало, присосавшееся сотнями присосок к каменной поверхности, почти невозможно оторвать.

Часто осьминоги встречались и на открытых участках: на склонах скал, среди небольших камней или даже на отмелях, покрытых гравием и песком. В таких случаях они лежали бесформенной массой, собрав по бокам свернутые кольцами щупальца.

Чтобы вывести крупного осьминога из этого неподвижного состояния, приходилось трогать его палочкой или прутиком, которые я специально захватывал. Животное при этом вздрагивало, приподнималось. Щупальца его как бы раскручивались и разбрасывались в стороны. Между ними растягивалась перепонка.

Глаза поднимались на верх головы, и осьминог зорко следил за мной. Окраска его становилась кирпично-красной или густо-багровой. Стоило оставить его в покое, как он бледнел и принимал прежнюю позу. Если я продолжал ему досаждать, то он выбрасывал навстречу щупальца. Движения их были плавные, и касания их удавалось избегать без особого труда.

Скорее это была отпугивающая реакция животного, чем серьезная попытка схватить человека. В случаях когда осьминога не оставляли в покое, он уходил в глубину или направлялся к своему убежищу, причем делал это не спеша и с явной неохотой. Свернуть его с пути было трудно.

Даже если ты оказывался перед ним, он неотвратимо надвигался, приподнимался и вздымал вверх щупальца. Крупные осьминоги не боятся человека и уходят, только не выдержав длительного беспокойства.

Совсем иначе вели себя маленькие и средней величины осьминоги, примерно до метра длиной. Стоило приблизиться к ним, как они припадали к каменной поверхности, стараясь слиться с ее окраской. Воронка животного закрывалась — оно почти не дышало, чтобы не выдать себя малейшим движением.

Как только мы дотрагивались до него, оно срывалось с места, плавно вытягивалось и принимало обтекаемую форму. Резко выбрасывая из воронки воду, осьминог как бы прыгал вперед и вверх. И всегда в этот момент выпускал чернильное облако. Часто после этого осьминоги плыли в сторону берега, на самое мелководье, где иногда попадали в прибойную волну.

Такое поведение можно было объяснить тем, что их враги — это крупные животные: акулы, зубатые киты, которые избегают мелководья, а тем более прибоя. И у осьминогов выработалась эта реакция — спасаться у самой кромки берега.

По дну осьминоги передвигаются с помощью щупалец, но никогда я не видел, чтобы они шагали на их кончиках, как иногда пишут некоторые авторы. По-моему, это просто невозможно. Выбрасывая вперед средние части согнутых полукругом щупалец, цепляясь и опираясь ими на дно, осьминог затем подтягивает туловище.

Щупальца совершают периодические круговые движения, и животное плавно передвигается, словно катится на своеобразном гусеничном ходу. Иногда, припав к каменной поверхности, осьминог тихо скользит по ней, делая короткие, почти незаметные движения щупальцами.

Передвижение осьминогов по дну с помощью щупалец в общем-то воспринимается вполне естественно. А вот их плавание выглядит удивительно. Спокойно смотреть на них в этот момент было невозможно. И часто, когда я видел небольшого осьминога вне убежища, я старался его вспугнуть, чтобы полюбоваться его полетом.

Если при плавании других животных замечаешь работу тела, плавников, конечностей или каких-нибудь выростов, то у осьминога нет видимых движений тела.

Правда, в момент, предшествующий плаванию, осьминог сильно раздувает туловище, набирая побольше воды в мантийную полость. Тело его в это время всегда приобретает яркую окраску.

Выбросив воду из воронки, осьминог буквально взлетает и летит, пронзая толщу воды, как красная ракета. Проплыв 15—20 метров, он опускается на дно, расправляет щупальца.

Потом подбирает их и, если нет поблизости какой-нибудь щели, припадает к камню и замирает. Подплываешь к нему — он снова взлетает в толще воды, выбрасывая чернильное облако.

И так несколько раз. Чернильное облако с каждым разом меньше, длина проплыва — короче.

Несмотря на то что в первый момент скорость довольно большая, не было случая, чтобы я не догнал в конце концов уплывающего осьминога. Длительное время эти животные не могут плавать и стараются быстрее опуститься на дно, а там при первой возможности спрятаться.

Однажды я вспугнул средней величины осьминога. Плыл он медленно. Тело его не имело, как обычно в этих случаях, обтекаемой формы и странно раздувалось. Я без труда догнал его и развел в стороны щупальца. Между ними был зажат большой камчатский краб без ног. Я отпустил осьминога, и он заторопился дальше, держа свою добычу. Как известно, различные крабы и другие ракообразные — излюбленная пища осьминогов.

Мне много раз приходилось видеть их с этой добычей.

Осьминоги держали ее присосками рядом с ротовым отверстием. Иногда можно было видеть двух или трех крабов. Встречались они также с бычками, камбалами и другими малоподвижными рыбами. Пищей осьминогам служат и различные двустворчатые моллюски.

Для поиска и добычи пищи осьминоги используют щупальца с их многочисленными присосками. Вопреки устоявшемуся мнению, что эти животные активны только в ночное время и охотятся преимущественно в темноте, приходилось часто видеть их за добычей пищи и в дневное время.

Приемы охоты были разные. Иногда они ожидали приближения добычи, лежа на дне или притаившись в убежищах. В этих случаях осьминоги выпускали из убежищ наружу средние части щупалец, подкарауливая таким образом рыб и крабов. Вели они и активный поиск.

Иногда я видел, как осьминог медленно подползал к краю отмели и застывал неподвижно — не дрогнет ни одно щупальце. Окраска его была серо-бурая, такая же, как и у окружающих камней.

Постепенно кругом все успокаивалось.

Перед осьминогом появлялись на дне маленькие пестрые бычки, не спеша переползали крабы.

Внезапно мгновенным движением осьминог выбрасывал щупальца с растянутой между ними перепонкой и, словно сетью, накрывал ею бычков и крабов, а затем, подтягивая щупальца и края перепонки, направлял добычу к центру щупалец.

Этот прием замечателен тем, что осьминог производил быстрые движения щупальцами, что наблюдалось крайне редко. Обычно движения щупальцев плавные и неторопливые.

Другой прием охоты. Расположившись у каменной плиты, осьминог закидывал на ее верхнюю поверхность два щупальца и приподнимал край этой плиты. В образовавшуюся щель запускал другие щупальца и выгребал оттуда вместе с камешками и разным мусором мелких крабов и моллюсков.

Выбрав добычу и прихватив ее присосками, осьминог затем отползал от плиты. Однажды на отмели по большому мутному облаку я обнаружил осьминога — он сосредоточенно рылся на дне.

Поглощенный этой работой, он не заметил меня. Воспользовавшись этим, я легко поднял животное и убедился, что на присосках у него были двустворчатые раковины. Когда я отпустил осьминога, он вновь приплыл к разрытой им яме.

Щупальца его задвигались, разгребая грунт, и мутное облако опять скрыло осьминога. Мое вмешательство не отпугнуло его от выбранного им места добычи моллюсков.

Крупную добычу осьминоги утаскивают в убежище и там поедают. Остатки ее выбрасывают наружу. Это привлекает других животных. У входа в убежище осьминогов часто плавают рыбы, на лету подхватывая вылетающие крошки.

Вблизи скапливаются морские звезды и ежи. Они быстро подбирают все остатки от добычи осьминога. Только изредка можно было видеть недалеко от убежищ растерзанные останки крупной рыбы. Но через считанные часы их поглощали подводные «санитары».

И вокруг становилось чисто, только белели пустые створки раковин и отдельные кости рыб… Меня часто спрашивают, какой величины был самый большой встреченный мной осьминог. Я отвечаю: «Примерно с медведя».  Не по весу, а по размерам. Такие большие осьминоги встречаются крайне редко: из нескольких сот виденных мной под водой осьминогов подобных было только три.

Однажды, плывя по границе каменной гряды и отмели, я заметил небольшого осьминога. Рассматривая его, вдруг почувствовал сзади какое-то движение. Скосил глаза и невольно отпрянул: из-за каменной глыбы поднялся и навис надо мной громадный осьминог.

Туловище его было как набитый чем-нибудь мешок, длиннющие щупальца толщиной с руку. Казалось, он с любопытством рассматривал меня. Я осторожно дотронулся до его щупальца. В ответ он слегка покраснел, свернул щупальца и перестал обращать на меня внимание.

А недалеко, на пустынной отмели, я увидел такого же гиганта. Сразу же пришло сравнение с медведями. Чем-то они их неуловимо напоминали. Может быть, округлыми очертаниями туловища и свернутыми щупальцами, похожими на поджатые лапы.

Чтобы точно определить массу и величину этих осьминогов, надо было убить одного из них и сделать необходимые замеры на суше. Но я не решился на это — было жаль губить таких великолепных животных. И потом хотелось проследить за их поведением.

Постепенно осьминоги становились доверчивее. Вскоре они уже начали отличать меня от других подводников. Пищу предлагал им только я, и у них выработался условный рефлекс на цвет моей маски и гидрокостюма. При моем приближении осьминоги приподнимали средние части верхней пары щупалец и ждали, когда на них упадет пища. А затем стали выползать из убежищ мне навстречу.

Несколько раз я был свидетелем удивительного зрелища: приняв пищу, осьминог на какое-то время застывал, а потом поднимал по бокам туловища вертикально вверх два щупальца. Свернув их в виде спиралей, он начинал быстро вращать ими. Что это? Может быть, таким образом он отряхивал щупальца от остатков пищи и налипших частиц грунта? Тогда почему он поднимал и вращал только два щупальца?

Это показывает, что осьминоги способны к сложным поступкам. Я не сомневаюсь, что, продолжая прикармливать осьминогов, можно добиться больших успехов по их дрессировке. Например, они стали бы подплывать к человеку по определенному сигналу, которым мог быть какой-нибудь яркий предмет или определенные колебания воды! Они могли бы следовать за ним в заданном направлении; и выполнять по его команде другие действия. Но на это не хватило времени: в середине июля осьминоги ушли в глубину моря, а в августе закончились мои работы на берегу.

На глаз сравнивая с пропорциями самых больших осьминогов, виденных мной в уловах на рыбокомбинате, я приблизительно определил массу этих гигантов — 50—60 килограммов. Длина каждого щупальца у них была около 2—2,5 метра.

Следовательно, общая длина животных могла достигать 3 метров. Конечно, масса 50 килограммов сравнительно не такая уж большая. Но, несмотря на это, такой осьминог выглядит весьма внушительно, и встреча с ним под водой оставляет неизгладимое впечатление.

Ты видишь действительно громадное животное: большие размеры ему придают щупальца с растянутой между ними перепонкой.

Они образуют как бы колокол, на который опирается туловище животного. И вот этот «колокол», особенно когда потревоженный осьминог приподнимается, бывает в несколько раз больше самого туловища. Животное вздымается перед тобой багровой массой более чем в 1,5 метра высотой.

Силен или нет осьминог? Не так давно этот вопрос еще ставился в научно-популярной литературе. Для меня же он не существовал с самых первых встреч с этими животными: даже не очень крупные, они обладают большой силой.

Но это надо было подтвердить экспериментом. В один из дней мы с Ильиным приступили к определению силы присосок. Прибор для этого у нас был простой — пружинный динамометр, на конце которого укреплена круглая, гладкая шайба.

Подходящего для этой цели осьминога выбрали вблизи берега, недалеко от поверхности воды. Не делая резких движений, Ильин подплыл к осьминогу, который спокойно лежал между двумя каменными глыбами, а затем рывком оторвал от камня одно из щупалец.

Осьминог ярко покраснел, раздул туловище и широко раскинул щупальца. Опираясь на них, он старался освободить щупальце из рук Ильина.

Но экспериментатор удержал щупальце, затем линейкой замерил диаметр присоски и приложил к нему шайбу динамометра. Потянув за него, Ильин замерил усилие, с которым присоска удерживала шайбу. Замеры повторялись с разными присосками.

Опыты превзошли наши ожидания: присоска диаметром 3 сантиметра удерживала 2,5—3 килограмма. Это очень много. Ведь у осьминога сотни присосок. Даже если он только часть из них приведет в действие, то суммарное усилие может составить десятки и сотни килограммов.

И мы в очередной раз проверили это: взяли осьминога за туловище и потянули изо всех сил, упираясь ногами в камень. Но тщетно! Скорее можно было разорвать осьминога, чем оторвать его, всеми щупальцами уцепившегося за каменную поверхность.

Когда потеплело и мы уже плавали без перчаток, осьминоги изредка хватали нас за голые кисти рук. Присоски при этом мгновенно приклеивались к коже, и от их прикосновения ощущалось легкое покалывание. Присоски прилипали одна за другой. Было щекотно, и казалось, что осьминог берется за кисть десятками цепких пальчиков.

При каждом удобном случае я продолжал фотографировать осьминогов. Для этого мне иногда приходилось их отрывать от каменной поверхности. Вскоре я освоил такой прием: одной рукой брал животное за «шею» и тянул его изо всех сил.

А другой, хватая за концы щупалец, поочередно отрывал их от поверхности камня. Надо было делать это как можно быстрее, чтобы осьминог не успевал вновь цепляться ими за камень. В такие моменты раздавался характерный звук отлипаемых присосок, похожий на треск разрываемой материи, и осьминог оказывался у меня в руках. Но это можно было проделать только с небольшими осьминогами.

Интересна особенность щупалец: когда осьминог держится ими за что-нибудь, они упругие и плотные, словно канаты. Но стоит им потерять опору, как они тут же расслабляются и становятся как бы желеобразными. Удержать их тогда очень трудно: они выскальзывают, как бы выплывают из рук.

Много раз мы с Ильиным проверяли агрессивность осьминогов. Для этого старались вывести из равновесия крупных животных своими резкими движениями. Но они слабо реагировали на это. И только когда мы начинали трогать их руками или палочками, они пускали в ход щупальца.

Нельзя сказать, что я при первых таких встречах спокойно взирал на то, как передо мной раскручивались и взлетали вверх толстые щупальца. Это зрелище тревожило. Но однажды я решился: раздразнив как следует осьминога с длиной щупалец около 1,5 метра, приблизился к нему вплотную и взялся за его туловище. Тотчас же он схватил меня сразу несколькими щупальцами.

Ощущение было далеко не из приятных: я словно прилип к чему-то вязкому, тягучему. Даже сквозь гидрокостюм и одежду чувствовалась громадная сила присосок и щупалец. Они сжимали мое тело, сковывали руки. Я перестал двигаться, замер, и, подержав еще немного, осьминог меня отпустил.

И так было несколько раз: пока тревожишь осьминога, он, обороняясь, крепко держит тебя щупальцами. Но как только спокойно замираешь и перестаешь трогать его руками, присоски начинают отлипать, и щупальца уползают от тебя и сворачиваются в кольца.

Мы с Ильиным повторяли этот эксперимент с несколькими животными, но результат был тот же: осьминоги просто не желали удерживать нас! Следующий этап наших исследований — борьба с ними в толще воды.

Для этого мы специально поднимали со дна довольно крупных осьминогов. После того как осьминог поднят к поверхности воды, держать его удобнее всего за «шею» и щупальцами от себя. В этом случае осьминог развертывал их в виде зонта. Между щупальцами показывался черный клюв, который выдвигался из ротового отверстия.

Если в этот момент осьминог поворачивался, то он тотчас же хватался щупальцами за тебя и опутывал ими туловище, руки, ноги. И ты оказывался как бы связанный веревками, которые непрерывно стягивались. Если осьминог был достаточно большой, то нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой. На этом борьба заканчивалась: ты был побежден! Стоило же разжать руки, как объятия осьминога слабели.

Он начинал медленно сползать к ногам. После того как осьминога переставали удерживать, он тотчас же свертывал щупальца, отталкивался ими и, вытянувшись, уплывал.

У осьминогов в этих случаях не было никакого злого намерения: они рассматривали человека как некую твердую опору, за которую крепко держались всеми «руками». И при первой же возможности старались покинуть этот шаткий и неприятный для них объект.

В первую очередь в здешних водах меня поразило обилие крупных беспозвоночных животных. Ничего подобного не было не только в Черном, но и в Белом море. Впервые я увидел здесь крупные колонии гидроидных полипов, относящихся, так же как актинии и медузы, к типу кишечнополостных.

Эти животные обитают в Черном и Белом морях, но там они были похожи на беловатый, едва заметный пух, покрывающий кое-где камни, раковины и водоросли. Здесь же встретились колонии высотой в несколько сантиметров. На концах своеобразных веточек-стволиков крохотными колокольчиками висели отдельные полипы.

Тело полипа представляет собой мешочек, внутрь которого ведет ротовое отверстие. Оно окружено венчиком шупалец, расположенных обычно в один или несколько кругов. Как и у других кишечнополостных, шупальца полипов несут множество стрекательных клеток.

Внешне полипы напоминают очень маленьких актиний. В бухту течения иногда заносили мириады гидроидных медуз. Походили они на прозрачные пузырьки и колокольчики. Распустив в стороны длинные и тонкие щупальца, они, казалось, неподвижно висели в воде, но все же очень медленно погружались.

Поэтому медузы периодически несколько раз быстро сокращали купола и вновь взмывали вверх, ближе к поверхности воды. А потом снова, распушив веер шупалец, парили в толще воды.

Среди этих крохотных созданий есть очень опасные для человека. У берегов Приморья встречается медуза крестовичок, или гонионема. Мне однажды пришлось познакомиться с ней вплотную. Вода была теплая, и я надел только рубашку от гидрокостюма.

Пробираясь через сплошную стену травы, я почувствовал в ноге жгучую боль.

Сразу догадавшись, что коснулся гонионемы, я поспешил к берегу. На ноге виднелась красная полоска. Протерев это место спиртом, почувствовал, что боль стихает. Но через некоторое время меня охватила сильная слабость, появилось головокружение, стала подступать тошнота. Это продолжалось два дня. Надо сказать, что мне еще повезло: поражение от гонионемы зачастую бывает тяжелее.

У человека появляются мучительный кашель, нестерпимая боль в руках и ногах, от которой он не может найти себе места. Так продолжается несколько дней. Иммунитет после этого не вырабатывается, наоборот, повторное поражение переносится тяжелее и даже может привести к смерти. Поэтому в дальнейшем мне пришлось быть очень осторожным: недевать полностью гидрокостюм и внимательно осматривать перед собой водоросли.

Как-то я увидел гонионему величиной с трехкопеечную монету. Она висела, зацепившись частью своих щупалец за стебель травы. На куполе медузы виднелся темный крест — это просвечивали половые железы, расположенные вдоль пищеварительных каналов. Часто встречали мы и крупных сцифоидных медуз.

Среди них — аурелию, которая является космополитом, и цианею, с которой я познакомился в Белом море. Иногда мы видели цианею в сопровождении мальков какой-то рыбы из тресковых. Так же как мальки ставриды в Черном море, они использовали медузу в качестве надежного укрытия. Стоило к ним подплыть, как рыбки бросались в гущу многочисленных щупалец цианеи или заплывали за медузу так, что передо мной, словно заграждение, развертывалась сеть жгучих щупалец.

Время от времени появлялись стаи сверкающих гребневиков. Внешне они ничем не отличались от гребневиков Белого моря. Правда, среди них был один вид, который я раньше не видел. Этот гребневик с прозрачным, напоминающим огурчик телом, пищу он не ловил открытым ртом, а выпускал длинные ловчие щупальца. Но самыми многочисленными кишечнополостными были, конечно, актинии.

Кроме метридиумов вблизи берега встречались разнообразные мелкие актинии. На песчаных участках и в трещинах, засыпанных песком и гравием, обосновались антоплеуры. Их тела прятались в грунте, снаружи виднелись только венчики зеленых или желтоватых щупалец, похожих на побеги водорослей, — так эти животные караулили добычу. Стоило коснуться их щупалец, как актинии тотчас же втягивали их, на поверхности оставался только небольшой бугорок из песка или гравия.

Актинии книдопусы также встречались на небольшой глубине. У самой поверхности воды они были мелкие и однотонно окрашенные в красные, коричневые и зеленые тона. Тело животных прозрачно, и казалось, что оно отлито из цветного стекла. Глубже, на каменных глыбах и стенках расщелин, мы встречали более крупных животных — диаметр тела 8—10 сантиметров. Десятки толстых щупалец у них расположены несколькими концентрическими кругами.

Распушив щупальца, книдопусы удивительно напоминали хризантемы. Животные эти разнообразно и ярко окрашены. Особенно много их было в длинных и узких щелях между камнями, где прибой создает постоянный ток воды. В сверкающих завихрениях воды и каскадах воздушных пузырьков актинии вспыхивали как драгоценные камни. Все оттенки их окрасок невозможно описать.

Среди множества животных не встречалось и двух с одинаковой окраской. Часто она была многоцветной и самых разнообразных сочетаний (например, темно-бордовое тело и лиловые щупальца; оливковое с красными пятнами тело и розовые щупальца; красное тело с фиолетовыми мазками на нем; изумрудно-зеленое тело и оливкового цвета щупальца).

Так можно перечислять долго. И снова вопрос: чем вызвано такое разнообразие окраски и какую роль в жизни животных оно играет?

Очень часто на теле этих актиний можно было видеть множество бугорков — почек. Когда почки созревают и лопаются, из них появляются крохотные актинии, которые первое время остаются на теле родителя. Иногда их бывает так много, что вокруг тела взрослого животного образуется подобие мохнатого воротничка.

Окрепнув, маленькие актинии сползают на каменную поверхность и расселяются вблизи или, подхваченные водой, уносятся на новое место.

Крупные черви полихеты встречались повсюду — надо было лишь внимательнее всматриваться в укромные места на дне. Особенно красочны были серпулиды, живущие в белых и твердых, как фарфор, трубках, накрепко приросших к камням. Наружу эти черви выпускали пышный венчик щупалец ярко-красного цвета с кольцевыми светлыми полосками. Мне серпулиды однажды доставили много хлопот.

Для фотографирования я выбрал двух особенно живописных червей, которые жили рядышком на стенке расщелины. Их венчики щупалец всегда были выпущены наружу. Казалось, задача моя будет простой. Но стоило навести на них фотоаппарат, как один червь тут же втянул щупальца, второй же остался как ни в чем не бывало и не боялся даже протянутой к нему руки. На другой день они поменялись ролями: «смелый» червь спешил втянуть щупальца, а другой оставался невозмутимым. Так вели они себя в течение нескольких дней, поочередно меняя свое поведение.

Наконец настал момент, когда оба червя не втянули щупальца и я смог фотографировать. Очень интересного червя можно было встретить под раковинами моллюска акмеи. Конические раковины акмеи диаметром 3—4 сантиметра виднелись на скалах у самой поверхности воды. Раковина, как колпачок, прикрывает тело моллюска, который имеет плотную и широкую ногу.

Этой ногой он крепко присасывается к каменной поверхности. Оторвать моллюска можно только с помощью ножа, просунув его под край раковины. И почти под каждой раковиной находился червь белого цвета, который как воротником охватывал тело моллюска. Под крепкой раковиной червь находится в безопасности. В то же время он может быть полезным и моллюску, очищая его тело от выделений и грязи.

Таких червей я видел живущими и с морскими звездами — они прятались среди амбулакральных ножек. Самого же красивого и необычного червя встретил я в улове рыбаков. Несколько раз мы с Сашей плавали на малом сейнере.

Донная сеть приносит массу различных животных, и присутствовать при разборе улова всегда интересно. И вот при очередном разборе я заметил, как серый продолговатый комок ила слабо шевельнулся. Значит, это какое-то животное.

Положив его в ванночку с водой, я осторожно стал счищать ил. Сначала сквозь грязь показались ярко окрашенные волоски. Счищать пришлось долго, не раз сменяя в ванночке воду, и наконец произошло маленькое чудо. В ванночке лежала афродита — червь величиной почти с ладонь.

Его спину покрывали тонкие золотистые волоски-щетинки. По бокам тела находились пучки более толстых и длинных волосков. И эти волоски переливались всеми цветами радуги. Такие переливы цвета я видел только в оперении некоторых тропических птиц в коллекции Зоологического музея.

Не зря этого червя назвали именем древнегреческой богини красоты! Крабы не привлекали особого внимания: в основном это были мелкие виды. Прибрежный краб по строению тела и поведению был точно такой же, как черноморский мраморный краб, только более пестро окрашен зеленоватыми и коричневыми узорами. А овальный краб похож на ксанто-водолюба. Изредка эти крабы встречались ярко-красными.

Они светились среди коричневых водорослей как весенние маки. Такая окраска означала, что эти крабы недавно линяли и теперь щеголяли в новом панцире. Но постепенно они темнели и вскоре становились неприметного, темно-серого или коричневого цвета.

Червь, как воротник, охватывает тело моллюска акмея.

Только некоторые встречи с крабами были примечательны. Так, плавая однажды на другой стороне Острова над отмелью, покрытой устрицами и другими двустворчатыми моллюсками, я заметил, как большая створка раковины бойко побежала от меня. Из-под ее края мелькали длинные ноги. С трудом мне удалось ее изловить. Под створкой раковины оказался краб дориппе. Сняв раковину, я увидел на спине краба странный рисунок, он напоминал лицо со свирепым выражением.

Иногда этого краба называют еще стыдливым: якобы стесняясь такого рисунка, он закрывает его створкой раковины. Но она, безусловно, нужна ему для маскировки и как укрытие. Две пары тонких, искривленных ножек были закинуты у краба на спину. Этими-то специально приспособленными конечностями створка раковины и удерживалась на спине у краба. Я выпустил краба в лужицу у берега.

Без своей раковины он заметался в растерянности, но вскоре выбрал камешек величиной со свой панцирь и попытался взвалить его на спину. Но камешек был явно тяжел для слабых ножек, и коготки их не могли удержать его за гладкую поверхность.

Подобрав на берегу круглый скелет плоского морского ежа, я бросил его в лужицу. Тотчас же краб подскочил к нему задом, забросил на него ножки-крючья и мгновенно взвалил его на спину. Теперь он спокойно смотрел на белый свет из-под края этого щита. Я снова отобрал его укрытие, и краб забегал в панике. Бросив в лужицу монету в пять копеек, я решил посмотреть, что будет делать с ней краб.

Монета по площади была меньше его панциря, но после недолгих колебаний краб подхватил ее ножками и положил на спину. Тяжелая монета дрожала на спине краба. Стоило ему двинуться, как монета съезжала набок, но краб не сбрасывал ее. Так и стоял он на месте, держа монету над собой. Вскоре я сжалился и вернул ему створку раковины, а в обмен тотчас же получил монету. Выпустив краба в море, я наблюдал, как быстро удалялось в глубину белое пятно раковины.

Мы долго искали краба-горошинку и наконец нашли в одной из раковин мидий. В Японском море этот крохотный краб проживает вместе с моллюсками.

Расположившись у входа в ротовое отверстие мидии, он ловко перехватывает направляемую ресничками пищу. Моллюск при этом не очень страдает. Видимо, в основном краб-горошинка пользуется той пищей, которую мидия сама не употребляет. Подобную жизнь ведут только самки. Попадая внутрь раковины мидии личинкой, они остаются там в добровольном заточении всю жизнь. Но зато они и их икринки здесь в полной безопасности.

Самцы ведут свободную жизнь на дне моря. Они значительно меньше самок, и это позволяет им в определенное время проникать внутрь раковин моллюсков и навещать самок. Вышедшие из икринок личинки краба беспрепятственно покидают раковину через сифоны моллюска.